9. Напряженность усиливается

По мере того, как я напряженно работал, собирая для Джуди доказательства, мне казалось, что Этель становилась более снисходительной ко всему происходящему. Иногда я даже слышал как разговаривая, они с Хейди смеялись. Хотя мы и договорились не пытаться оказывать друг на друга никакого влияния в смысле мнений, как-то раз утром, одеваясь, я высказал Этель свое недовольство по поводу ее легкомысленного поведения.

— Вот вы с Хейди занимаетесь анекдотами, а почему бы вам и меня не включить в свою компанию?

— Какими анекдотами?

— Не знаю, какие анекдоты вы там рассказываете. Уж больно много вы с Хейди смеетесь, может и мне расскажите какой-нибудь хороший анекдот?

Этель окинула меня непонимающим взглядом.

— А что, мы тебе разве мешаем?

— Да нет. Просто хотелось посмеяться с вами за компанию!

— Знаешь... — Этель нахмурилась, закрывая комод. — Ну вот, например, о Джудиных детях...

— Каких еще детях? Ведь она даже не замужем!

— О будущих детях. Ты же, надеюсь, не думаешь, что раз она верит в Христа, то станет монашкой!

— Надеюсь, что нет.

— Ну так я говорила Хейди, что Джудины дети вместо того, чтобы петь «Хад, Гад Я» на Пейсах будут петь «Иисус хочет, чтобы я был солнечным лучом»...

— Мне не смешно.

— Вот это мне в тебе и не нравится, Стэн. Ведь из-за того, что Джуди верит в Христа, конец мира не наступит. Вначале я тоже расстроилась не меньше тебя. Да и сейчас мне не нравится все это, но чем больше я читаю о Христе, тем больше мне Он нравится.

— Дело не в этом! — взвился я. — Дело не трудное — любить того, кто помогает людям и хорошо относится к детям. Все дело в том, что именно Христос говорит о Себе.

— Например?

— Например, "Я и Отец одно".

— Иисус говорит, что Он Бог.

— Вот именно!

Этель стала наводить на трюмо порядок.

— Во всем, что делает Иисус, нет никакой раздвоенности, — весело заметила она.

— Именно это меня больше всего и волнует. Принять его как хорошего человека, блестящего учителя, даже пророка нетрудно, но то, что Он заявляет о Себе, выводит меня из равновесия. Либо же надо Его принимать полностью, либо...

— Либо что?

— Либо просто признать, что Он шарлатан.

— Вот в чем собака зарыта! Или все правда, или все неправда, так что ли по-твоему?

Этель тут же переменила тему.

— Стэн, ну сколько ты будешь травить себе душу этим? Ведь нельзя же совсем забрасывать работу!

— Обещаю тебе, что до голода дело не дойдет. Просто мне во что бы то ни стало нужно все выяснить самому, сколько бы ни ушло на это времени. Джуди внесла смятение во все, во что мы верили. Хочу доказать, что она не права.

— А что если права? Что тогда?

Молчание. Для меня это и было окончательным вопросом, и отвечать на него мне не хотелось.

— Мне не кажется, что настолько все категорично: или — или, — сказал я как можно мягче. — Ведь помнишь, как несколько лет тому назад мы договорились, что когда наши девочки подрастут, мы им дадим право выбора во всем!

— Конечно, помню! Но мне и в голову не приходило, что дойдет до такого.

— Мне тоже. По правде говоря, Этель, я думаю, что мне было бы легче, если бы Джуди заявила, что вообще не вериг в Бога, чем то, что она поверила в Христа. Ведь можно оставаться евреем и не веря в Бога!

— Но, Стэн, почему нельзя верить в Христа и оставаться при этом евреем?

— Потом у что одно исключает другое!

С этими словами я встал и пошел к себе в кабинет. Все же этот вопрос не давал мне покоя, и я знал, что мой ответ на него был неправильным. Ведь первые верующие были все евреи или же прозелиты {примеч. переводч.: то есть принявшие иудаизм)

.

Что же произошло? Как же так случилось, что началось с евреев, а закончилось совсем не по-еврейски? Что же произошло с первыми евреями-верующими?

Тут я принялся за чтение Книги Деяний Апостолов, и к моему удивлению, нашел ответы на свои вопросы, которые, казалось, так и сыпались на меня с каждой прочитанной страницей. Когда евреи, последователи Христа, стали верующими, они продолжали жить по-старому. Со всеми традициями. Вера в Иисуса Христа не уничтожила в них еврейства.

Но, понятно, возникали проблемы, когда вопрос касался их отношения к неевреям. Петру в особенности претила мысль о том, что евреи будут смешиваться с неевреями. То, о чем я прочитал в десятой главе Деяний, просто выбило у меня почву из-под ног.

Петр, находясь в Хоппе, молился на крыше одного дома, где он обычно останавливался. Около полудня он проголодался и, очевидно, собирался сойти вниз пообедать, когда вдруг впал в транс:

...и видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю. В нем находились всякие четвероноше земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: встань, Петр, заколи и ешь. Но Петр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого.

Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того не почитай нечистым. Это было трижды, — и сосуд опять поднялся на небо.

Бедный Петр! Представляю с каким выражением лица он стоял на крыше! Как же Бог мог сначала положить в Закон, что есть нечистого нельзя, а потом в видении сказать, что нужно есть нечистое мясо? Невероятно!

Все же это говорил Бог, а чтобы увериться, что Петр поймет, видение повторилось трижды. Затем, как бы вдобавок к своему внутреннему смятению, Петр получил другое приказание: идти в дом Корнилия, римского центуриона, жившего в Кесарии. Обычным же образом Петр никогда бы не вошел в дом нееврея. Однако голос Божий и Его приказание были явственны. На следующий же день Петр отправился в Кесарию, где с большим уважением был встречен Корнилием, который попросил его поговорить с народом, собравшимся у него в доме.

Петр начал свою речь, говоря: «Истинно, я верю, что Бог не лицеприятен, но в любом народе всякий, кто имеет страх Божий и творит дела праведные угоден Ему». Затем Петр рассказал неевреям о Христе — о Его жизни, смерти и воскресении.

Когда Петр еще продолжал эту речь, Дух Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святого Духа излился и на язычников.

Уже яснее и быть не может. Бог не только предопределил Иисуса быть Мессией для евреев, но также и для неевреев. Покачав в недоумении головой, я стал читать одиннадцатую главу Деяний.

Когда апостолы услышали о том, что произошло в доме Корнилия, они опечалились. Еще бы! Но, как я заметил, рассердились они на Петра не за то, что он рассказал неевреям об Иисусе. Они рассердились на то, что он вошел в дом нееврея и ел вместе с ними. Они рассердились на него потому, что он нарушил Закон, устанавливающий разделение между евреями и неевреями.

Бог в Книге Левита главе двадцатой сказал: «Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои». Как же посмел Петр намеренно нарушить Божий Закон и общаться с неевреями?! Именно за это они и обрушились на него.

Петр ответил им так, как считал нужным. Он рассказал им о видении и о том, что сотворил Бог. Задумавшись о таком чуде, они «прославили Бога» и наконец сказали: «Значит Бог дал покаяние и язычникам!»

Когда до меня дошло сказанное, я оцепенел. В Библии говорилось, что несмотря на тысячу пятьсот лет разделения между евреями и неевреями, заповеданного Самим Богом, Бог не только давал язычникам надежду на Мессию, но говорил, что не должно быть разделения между евреями и неевреями, как было когда-то.

Это была ошеломляющая концепция. Неудивительно, что слышать такое в 35-ом году н.э. евреям было не по душе.

Теперь же в ситуации, в которой оказался я, все было по-другому. Тогда Мессия предназначался только для евреев. Теперь, как видно, Он предназначен только для неевреев.

А что же дальше?