В моем списке вопросов оставался последний, пятый, ответ на который мне предстояло еще найти. Если я верю в то, что Иисус и есть обещанный Мессия, то что мне от этого?
Принять Иисуса в качестве Мессии и Господа — жизненно важное решение. Но после того, как я принял это решение, я находился в состоянии какого-то экстаза, и хотелось узнать о Нем как можно больше. Мне хотелось общаться с другими верующими, разговаривать о Господе и о Библии. Мне хотелось поделиться своим ощущением, как это у них было принято называть, «облечением Духа». Мне хотелось как можно больше узнать о том, что же на деле означает быть обновленным и какое значение это может иметь для моей дальнейшей жизни. Я чувствовал, что мне необходимо наверстать духовно упущенные годы.
Вскоре я уже посещал до девяти собраний в неделю, и все это в дополнение к моей основной работе. Так продолжалось долгие месяцы, но каждая потраченная таким образом минута приносила мне неизъяснимое духовное наслаждение. Однако для нас это было все же утомительно. Нам с Этель пришлось стать более разборчивыми. Ведь физическая выносливость весьма ограничена. Когда первоначальное возбуждение немного поулеглось, мы ограничились посещением всего лишь четырех собраний в неделю.
После того, как я стал верующим, один из моих друзей, исходя из собственного опыта, предупредил меня, чтобы в течение последующих месяцев, а то и лет, я не особенно делился с другими произошедшей во мне переменой. Подумав, я пришел к выводу, что это неплохой совет. Не то, чтобы я все отрицал, если меня спросят, но чтобы я побольше обо всём узнал, прежде чем принять какую-то чёткую позицию.
Этель, однако, к этому совету не прислушалась. Когда один из друзей пригласил ее выступить по радио и рассказать о том, какое место Бог занимает в ее жизни, она, не задумываясь, согласилась.
Мы потом с ней обсуждали это и, конечно же, меня это немного огорчило, но, поскольку радиопрограмма шла в субботу утром по местной христианской станции, то я подумал, что ничего особенного не случится. Естественно, что ни один из наших старых друзей эту станцию слушать не будет.
Но я просчитался. Секретарша в офисе моей сестры слышала эту передачу и чрезвычайно обрадовалась, услышав рассказ Этель и узнав ее по имени. Она тут же сообщила моей сестре Доррис, которая восприняла новость довольно враждебно. В результате переданной новости наши отношения с сестрой прекратились.
Однажды, спустя несколько недель, Доррис сказала мне:
— Послушай, Стэн, ведь ты мой брат! Но прошу тебя, ни слова о том, что ты думаешь и во что ты веришь. Тебе понятно?
Мне все было хорошо понятно. Новость о том, что произошло в нашей семье, распространилась по всей еврейской общине. Мы тут же увидели, как от нас все стали отворачиваться при встрече в магазинах. Нас никуда не стали приглашать. На общих мероприятиях в еврейской общине люди встречали нас холодным взглядом, с поджатыми от негодования губами. Ведь мы никому ни о чем не говорили, но слухи поползли, а в результате нас осуждали и обвиняли в отступничестве. Приговор? Полная изоляция.
Всё же не все наши друзья себя вели подобным образом. Некоторые звонили и спрашивали:
— Что случилось?
Другие приходили к нам с желанием разобраться, в чем дело. Настоящие друзья остались ими до конца. Поскольку мы никогда с ними не говорили о Боге, никогда не обсуждали свое отношение к Священному Писанию или к библейским пророчествам или к вопросу о Мессии или что-либо в этом роде, они полагали, что наши взаимоотношения не строились на этих вопросах, поэтому они и остались нашими друзьями.
Всё же для нашей семьи это время было настоящим испытанием.
Через несколько месяцев после того, как распространились слухи, что мы стали «мессианскими евреями» (а для многих евреев это эквивалентно слову «христиане»), мне пришлось посетить однодневный семинар, устраиваемый одной местной торговой организацией. В перерыве между выступлениями я встретил одного человека, с которым был знаком лет двадцать.
Мы вместе учились в университете, когда-то вместе работали в разных комитетах, вместе участвовали в работе Объединенной еврейской организации Юнайтед Джуиш Аппил. Когда я подошел к нему, чтобы поболтать, на мое приветствие он ответил холодным молчанием и ледяным взглядом.
Удивившись такому отношению, я спросил его:
— Эй, Фрэнк, в чем дело? Чем я заслужил подобное отношение?
Вначале он не хотел разговаривать со мной. Когда же я настоятельно стал его спрашивать, он просто уставился на меня.
— Послушай, Стэн, мне тебе нечего сказать. Жаль, что мы были с тобой знакомы. Что касается меня, то я думаю, что ты последний подонок! Ты стал одним из этих христиан. Я же хочу защитить свой народ от таких, как ты!
С этими словами он отвернулся от меня, но, глубоко задетый за живое, я все же отпарировал:
— Что ты имеешь в виду? И вообще, что тебе известно обо мне и моей вере? Как ты смеешь говорить, что ты «должен защищать свой народ от таких, как я»?
Фрэнк не замедлил с ответом:
— Послушай, ты, с..... сын! Если мне нужно тебе объяснять, что я имею в виду, то ты тупее, чем я о тебе думал.
С этими словами он повернулся и пошел от меня прочь. Во мне поднималась злость, и я пришел в отчаяние. Все же я смирился с этим. Я поблагодарил Бога за благодать спокойствия, которую Он мне подарил в этот момент.
Спустя несколько дней, однажды вечером, Энн явилась домой вся в слезах. Она была на одной вечеринке у своих старых школьных друзей. Несмотря на то, что некоторые из них были христианами, преобладающее большинство были евреями. В тот вечер один молодой человек из христиан спросил ее:
— Послушай-ка, Энн, это правда, что вся ваша семья свихнулась на Христе?
Энн онемела от такого вопроса, да еще в присутствии других. Она даже не знала, что ему на это ответить, кроме правды. Когда она стала рассказывать ему, что произошло, этот «друг» выпалил:
— Можешь мне не говорить об Иисусе! И вообще, что вы можете о Нём знать!
Говоря это, он продолжал свои нападки, от чего ей стало неловко, и она в слезах вынуждена была уйти. Энн была подавлена.
У Этель тоже были свои неприятные моменты. Вскоре после того, как мы стали верующими, она как-то раз пошла в магазин дешевых вещей неподалеку от дома. Одна из наших бывших соседок подошла к ней и сердито спросила:
— Это правда, что о вас говорят?
Этель стало не по себе от такой напористости.
— Не знаю. А что говорят обо мне?
— Ну то, что вся ваша семья стала «Евреями за Иисуса»?
— Как вам сказать, — ответила ей Этель, — эта организация находится в Калифорнии. Мы к ней не принадлежим, но просто примкнули к евреям, которые верят, что Иисус и есть обещанный Мессия. Если вам интересно узнать, почему, я с удовольствием поговорю с вами об этом как-нибудь в другой раз.
— Нет уж, спасибо! — ответила она и плюнула ей в лицо.
Рассказывая об инциденте, Этель призналась:
— Для меня это было шоком. Уже одно то, что она плюнула мне в лицо, — ужасно, но я просто подумала о том, кто она и почему она себя так вела. Ведь причины для этого у нее не было! Да и ни она, ни ее семья в синагогу не ходят, да и вообще у них нет никаких религиозных убеждений. Когда ее сыну исполнилось тринадцать лет и он был готов к Бар Мицве, она закатила огромный банкет, на котором вместо обычной религиозной церемонии он просто играл на виолончели! Как она смеет, не веря ни в Бога, ни в Библию, не придерживаясь никаких еврейских религиозных обрядов, будто всего этого и не существует, плевать мне в лицо за мои убеждения?!
Однако история секулярного общества за последние две тысячи лет настолько занималась нагнетением эмоций, что истинная причина разделения оставалась в стороне. Знакомая модель: страх, уход в себя, злость и отчуждение.
Это не замедлительно сказалось и на моем бизнесе. Один из бухгалтеров, которого я знал в течение многих лет и который посылал ко мне клиентов, поскольку ему нравился мой деловой подход, однажды позвонил и сказал, что больше иметь дела он со мной не желает, объяснил он это тем, что он и его жена чувствовали себя глубоко оскорбленными нашей верой в Иисуса, и по ее настоянию он прекращает сотрудничать со мной. А ведь я даже никогда в глаза не видел его жены!
Несмотря на то, что никто из моих клиентов не отказался от своей страховки из-за моей новой веры, я знал, что в некоторых кругах идет какая-то возня вокруг меня. Я еще больше ушел в себя и еще больше почувствовал себя в изоляции.
Однако так вели себя не все.
Мэйбл, которую мы знали лет тридцать, была одной из самых близких подруг Этель. Она коршуном бросалась в защиту Этель. Все же она никак не могла смириться с тем, что мы перестали быть евреями. За нас она глубоко переживала. Она не раз приходила к Этель и по-дружески спрашивала:
— Не пойму никак: ведь вы со Стэном одна из самых счастливых супружеских пар среди всех наших друзей. У вас прекрасные отношения с детьми. Стэн прекрасно зарабатывает. У вас прекрасный дом. У вас есть все, о чём другие могут только мечтать. Зачем вам понадобилось связываться с этим христианством?
Мы поделились с Мэйбл нашими мыслями и нашей внутренней радостью. Нам была понятна боль, которую чувствовала Мэйбл, когда о нас плохо отзывались другие. Мы ей за это были очень благодарны.
Всё же у меня нашёлся ответ на вопрос, что приносит еврейской семье вера в Христа. Эта вера испытывает и нас и нашу веру. Нам вдруг открылась другая сторона преследований.
В течение всего этого периода Бог нас поддерживал морально Своей благодатью и Своей любовью. Мы никому не позволили лишить нас нашей новоприобретенной радости, нашей победы — мы приспосабливались к невзгодам и переменам в своей жизни.